Партия Диктатуры Пролетариата

Стачком Самары. (Stachkom)

Выбор раздела:  Работы А. Борисовича Разлацкого НОВОСТИ Пресса о нас Стачком Самары. (Stachkom) Гостевая книга ЧАТ CHAT Получите почтовый адрес! Списки рассылки Партия Диктатуры Пролетариата Григорий Исаев. ФОРУМ Листовки Стачкома и ПДП Нам нужна Ваша помощь Газета "Забастовка". О Всероссийском Стачкоме Наши адреса и телефоны Наши товарищи в сети Фотоальбом N 1 Фотоальбом N 2 Фотоальбом N 3 Фотоальбом N 4 Фотоальбом N 5 Фотоальбом N 6 Фотоальбом N 7 Фотоальбом N 8 Фотоальбом N 9 Фотоальбом N 10 Профлидерам! Экология (Самарская Лука) Первая страница

Добавить в "Избранное"

Сделать стартовой страницей

-Биография А.Б.Разлацкого.

-Григорий Исаев о Разлацком А.Б.

 
Работы А.Б. Разлацкого:
"Второй Коммунистический Манифест"
-Предисловие:
-Глава I
-Глава II
-Глава III
-Глава IV
-Глава V
 
-Заметки на полях истории.
 
-Природа собственности.(схема исследования)
 
-Революции рождаются в массах.
 
-США, социализм, мы...
 
-Тенденции текущиго момента.
 
-Турбулентность общественного развития и стратификация надстройки.
 
-О низшей фазе коммунистического общества...
 
-Чего не желает знать наша интеллигенция.
 
-Стихи А.Б.Разлацкого.
Кому отвечать?

 

-Глава 1
-Глава 2
-Глава 3
-Глава 4

Подписка на
stachkomru

-Всеобщий закон организованного развития материи. (ВЗОРМ)
-Дополнение к ВЗОРМ -Разграниченные циклы - расходятся. Так ли это и почему?.
-Марксизм есть не только передовая наука, но и революционное мировоззрение одновременно.
Принципы Диалектики.
Ниже находятся работы А.Б.Разлацкого, которые еще не сверены с его рукописями, а поэтому в них могут встречаться отдельные неточности. Если кто захочет перевести их или взять для широкого распространения, убедительно просим, прежде чем это делать, обязательно надо связаться с нами для выправления неточностей в текстах.
  -Совпадение закона развития социальных событий и ВЗОРМ.
  -Уголовный кодекс социалистического государства. И еще 3 короткие работы.
  -Диалектика развития партии.
  -Следует различать империализм государственный и империализм экономический.
  -ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
  -4 небольшие работы.
  -Отдельный лист из архива А.Б.Разлацкого.
  -Сознание масс.
  -Социализм побеждает.

Subscribe to
proletarism

АЛЕКСЕЙ БОРИСОВИЧ РАЗЛАЦКИЙ

(1935 - 1989)

ПРИРОДА СОБСТВЕННОСТИ:

СХЕМА ИССЛЕДОВАНИЯ

Собственность - важнейшая категория политической экономии. Марксистская литература всегда рассматривала собственность как отношения людей по поводу вещей. Предметом политической экономии является вся совокупность трансформаций этого отношения, связанная с характером общественного производства. Несмотря на столь высокое значение этой категории для политико-экономической науки, в отечественных исследованиях отсутствуют сколько-нибудь согласованное представление о ней. Наоборот, господствует чрезвычайное разнообразие представлений от собственности как формы присвоения или просто как особого общественного отношения до утверждений, что понятие собственности многозначно и по различным поводам выступает в различных своих значениях, или, что особое понятие собственности свойственно каждой общественно-экономической формации и может быть рассмотрено только во всей совокупности производственных отношений, связанных с конкретным способом производства.

Однако этим удовлетвориться нельзя.

Недостаточность широких определений очевидно хотя бы потому, что присвоение само может быть наиболее рационально определено как обращение в собственность при некоторых условиях, а собственность как особое общественное отношение нужно отличать от других общественных отношений. С другой стороны очевидно, что особенность собственности в каждой общественно-экономической формации не является отрицанием того общего, что выделяет это отношение на всех исторических этапах.

Ясно, что наивысшего своего расцвета собственность достигает при капитализме в форме частной собственности на средства производства. Но наибольший для нас интерес представляет движение собственности на этапе от обобществления до полного ее отмирания. Постижению этого процесса будет способствовать понимание реальности основных черт собственности в специфических условиях социализма. Для выявления этих черт и предназначена эта работа.

Полноценное исследование, опирающееся на всю историю изучения этого вопроса, содержащее критику основных позиций и привлекающее для доказательства необходимый исторический материал, вероятно, составило бы несколько томов. Данная статья предлагает только схему позитивного исследования и не содержит ни критики, ни цитат, ни конкретных исторических примеров. По сути дела, намечая основные вехи движения мысли, автор обращается к историческому и социальному опыту читателей. Такой подход для многих может показаться неубедительным, зато он позволяет кратчайшим путем двигаться к интересующему нас результату.

Ч Т О Т А К О Е С О Б С Т В Е Н Н О С Т Ь ?

Исторически сложилось простое и ясное понятие об этом.

Собственность - это отношение, связывающее некое лицо - субъекта собственности (владельца, хозяина) с некими предметами материального мира - объектами собственности (имуществом).

Но ясность эта обманчива.

В чем сущность этого отношения? Как оно устанавливается? Почему одни предметы являются объектом собственности, а другие нет? Как это отношение может изменяться и как не может? Последний вопрос мы должны поставить дважды: применительно к конкретному обществу, находящемуся на определенном этапе развития, и в плане историческом, в плане форм этого отношения.

Мы могли бы поставить еще много вопросов,- мы и поставим их по ходу исследования - но уже сейчас ясно, что мы не сможем на них ответить, не проведя исследований предварительных.

В качестве первого шага уточним элементы этого отношения.

Робинзон Крузо жил на необитаемом острове, был обеспечен всем необходимым для длительного существования. Был ли этот остров со всей живой и неживой природой собственностью Робинзона и имеет ли это какое-нибудь значение? Мы должны ответить отрицательно: так-же, как и любому живущему на острове зверю, Робинзону незачем было задумываться над этим.

Если только...

Если только Робинзон не опасался вызвать гнев предполагаемого владельца своей деятельностью и просто фактом пребывания на острове.

Если только Робинзону не требовалось выяснить отношение к острову и его природе с другими лицами, оказавшимися там-же.

В любом из этих случаев присутствует СВЯЗЬ С ОбЩЕСТВОМ - либо только в виде социального опыта, накопленного самим Робинзоном, либо через совместное формирование реальных отношений.

Из этого мы должны немедленно заключить, что собственность - отношение социальное, что она характеризует не отношение субъекта к объекту, а отношение между субъектами, которые лишь выявляются на различии их отношения к предметам реального мира.

Чтобы закончить этот этап разговора о Робинзоне мы должны выяснить еще одну диалектическую сторону рассматриваемого факта. Робинзону спасло жизнь, позволило выжить то, что, во-первых, остров существовал, и, во-вторых, Робинзон смог до него добраться после кораблекрушения.

Совокупность этих двух обстоятельств мы будем понимать как ДАННОСТЬ. Естественно, под термином данность какого-либо объекта мы будем понимать не то, что он кем-то, когда-то, кому-то дан, но и не просто факт существования объекта, а более сложный факт, состоящий в наличии и доступности определенного объекта для определенного субъекта, т. е. в возможности субъекта каким-либо образом взаимодействовать с объектом. Иными словами, данность - это вся совокупность ПАРНЫХ отношений между субъектом и объектом, хотя далее мы часть будем рассматривать (пользуясь этим термином) только важнейшие составляющие этой совокупности.

Теперь мы можем построить первое (формальное) определение собственности.

Собственность есть общественное отношение, проявляющееся в различии отношения субъектов к некоторым объектам материального мира.

Мы еще не продвинулись в понимании вопроса, мы только более точно формализовали его. Мы убедились, что для существования отношения собственности необходимо по крайней мере три элемента: субъект владелец собственности, субъект не владелец собственности (или совокупность таких субъектов) и объект собственности. Можно рассматривать собственность как тройственное отношение, точнее - как отношение между отношениями, в котором участвуют отношения "владелец-объект" и "не владелец - тот же объект". Первоначальное наше представление об этом отношении верно лишь постольку, поскольку оно предполагает существование субъекта не-владельца. Совершенно очевидно, что выяснение отношения собственности между владельцем и не-владельцем возможно только в пределах общей данности объекта этим субъектам. У острова, на котором жил Робинзон, мог быть владелец, остров мог за это время переходить из рук в руки путем обмена, наследования и т. п.- для Робинзона это не имело никакого значения, поскольку данность острова Робинзону и данность его владельцу не пересекались, не имели общих точек. Только при хотя-бы частичном совпадении данностей, например в случае появления на острове владельца ИЛИ ЕГО ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ возникала необходимость в выяснении отношений.

Теперь пора задать вопрос: зачем, собственно, нужно это выяснение отношений? Почему у людей возникает необходимость установить, чьим имуществом является тот или иной предмет? По каким причинам отношение собственности применительно к одним предметам устанавливается, а применительно к другим - нет?

Нетрудно понять, что сущность состоит не в самом факте установления собственности, а в том, что из этого вытекают определенные преимущества для субъекта, являющимся владельцем собственности.

Человечеству нет нужды определять, кто является хозяином дорожной пыли или владельцем Полярной Звезды. Потому, что такая собственность не может дать никаких преимуществ. Эти предметы ДАНЫ нам так, что их данность в настоящее время не может служить источником каких-либо преимуществ. Но с течением времени, с развитием общества и - главное - его потребностей меняется и данность нам объектов реального мира. Еще совсем недавно разговор о владельце моря или атмосферы выглядел совершенно нелепо - последние годы принесли нам решения о двухсотмильной прибрежной зоне, внутренние законы и международные соглашения об охране окружающей среды. Человечеству понадобилось выяснять отношения к этим вопросам.

Вопрос о собственности возникает там, где есть неудовлетворенная (или не вполне удовлетворенная) потребность и ограниченные возможности ее удовлетворения. Преимущество владельца собственности целиком определены именно в этой области. Причем нередко решающую роль играет не повышение степени удовлетворения потребностей владельцем собственности, а возможность снизить степень удовлетворенности не-владельца.

Теперь после уточнения некоторых деталей мы можем дать второе (не менее формальное, чем первое) определение собственности.

Собственность есть исторически складывающаяся форма общественных отношений, проявляющаяся в различии отношения субъектов к некоторым объектам реального мира, порождающем для одного из субъектов (владельца собственности) возможность получения определенных преимуществ перед другими субъектами.

Дальнейшее исследование мы должны направить на выяснение сущности этого отношения. Первый вопрос, который ждет нас на этом пути - что лежит в основе отношения собственности?

Подобие собственности существует в животном мире. Зверь становится как-бы владельцем пищи, которую он нашел и добыл: это - общее для всего животного мира. В качестве такого объекта могут выступать жилище, определенная территория обитания, есть элементы подобия и в отношении вожака к своему стаду.

В животном мире возникают и довольно сложные конфликты, связанные с этим отношением . Например, когда один зверь посягает на жилище или территорию другого, когда хищник перехватывает жертву, преследуемую другим.

В первооснове всех этих отношений лежит сила Каждый является как бы владельцем того, что он может защитить от посягательств других и лишь постольку, поскольку он в состоянии это сделать.

Мы можем встретиться и с более сложными фактами. Зверь или птица, обнаружив пригодное для обитания жилище, поостерегутся занять его, если оно уже занято отсутствующим в данный момент сородичем: косвенные признаки наличия "хозяина" служат достаточным предупреждением. Молодой самец в стаде избегает действий, влекущих конфликт с вожаком, только выигрыш решающего сражения освобождает его от этих ограничений.

Не правда ли, многие отношения животного мира напоминают нам все то, что связано с отношениями собственности в человеческом обществе? Так почему же мы считаем собственность отношением общественным? Не должны ли мы рассматривать собственность как отношение, имеющее чисто биологическую природу? И еще один каверзный вопрос: может быть, социальность, "очеловеченность" этому отношению придает только правовое его оформление, выработанное человечеством?

Сходство, действительно, большое, и оно не случайно: источником, исходным моментом собственности как общественного отношения являются те самые отношения животного мира, о которых мы говорили. Различие же имеет весьма тонкий характер и отнюдь не относится к области права.

Для животных все факты и явления окружающего их мира - данность и только данность. Данность одних и тех же предметов не всегда однозначна. Она может быть изменена, осложнена присутствием особей того же вида, животных других видов, а также вообще самыми различными природными явлениями. Но они тоже должны быть даны, т. е. должны присутствовать в воспринимаемой реальности. В свою очередь животное обладает способностью в определенной степени предвидеть развитие событий. И каждый раз применительно к конкретной данности выбирает тот образ действия, который диктуется ему целесообразностью, выработанной в ходе естественного отбора, в ходе развития биологического вида животного.

Животное может отказаться от занятия удобной норы в предвидении нежелательной стычки с сородичем, оставившим признаки своего недавнего пребывания, вполне возможно, что у некоторых видов действует безусловный рефлекс на такие признаки. Животное воздержится от приближения к добыче крупного хищника до тех пор, пока тот не насытится и не удалится. Во всех случаях животное действует сообразно с представшей ему данностью - и не более того.

Первобытное человечество, естественно, начинало свой путь от того же. Подобно зверю, первобытный человек был обладателем того, что мог защитить, и лишь постольку, поскольку мог защитить это от посягательств других - и людей и зверей. В основе этого обладания лежала физическая сила да еще хитрость, почти звериная личная хитрость. И это обладание еще не было собственностью.

Как же данность превратилась в собственность?

Что изменилось с развитием человечества?

Сила, способная защитить определенные предметы от сторонних посягательств так и сохранилась в качестве основы собственности. Но с развитием человечества как общества коренным образом менялось и качество силы и представление о силе. Животная физическая сила, проявляющая себя по конкретному поводу, уступала главенствующую роль силе сознательной, вызываемой к действию все более абстрактными причинами.

Тигр может отшвырнуть, ударить, убить шакала, вмешавшегося в его трапезу. Но никакому тигру не придет в голову наказать шакала за уже съеденный кусок мяса. Наказание в момент проступка, в момент нарушения чьих-то интересов - это еще не наказание. Это - данность, проявление естественных сил природы, заключенных в нормальных звериных инстинктах. Наказание за совершенный проступок (наказание-возмездие) - вот что было первым шагом в формировании собственности.

Наказание могло последовать от индивида, который включался в данность, но не воспринимался ни в какой связи с данными же предметами - объектами действия наказуемого. Более того, наказание вообще могло последовать от индивида, который при совершении действий не присутствовал. Все это заставляло первобытного человека не доверять животному непосредственному восприятию данности, рождало страх перед силами, скрытыми, но все же настигающими, вырабатывало в нем определенное предвидение присутствия связей, не воспринимаемых прямым наблюдением данности и мучительное желание постичь их опасное значение. С другой стороны, это учило человека напряженно усваивать даже неясные предостережения сородичей, вводило человека в сферу их опыта, в сферу общественного сознания.

Следующий этап развития сознания, который имел колоссальное значение для формирования отношения собственности, нашел свое законченное выражение в табу. Сама возможность табуирования определенных предметов означала, что в предвидении существования сил, не вытекающих непосредственно из наблюдаемой действительности, человек способен доверять не только своему личному опыту, но может целиком полагаться на опыт взрастившего его общества, переданный ему в процессе общения. Табу еще прочно связано с наказанием, за нарушение табу предрекались ужасные кары, за табуированием таились неведомые, но страшные неодолимые силы.

И, наконец, последним фактором в формировании собственности было возникновение безусловных запретов. Страшные силы, скрывавшиеся за табу, развеялись, общество стало преподносить свои табу в качестве необходимых норм поведения.

Совокупность таких норм формировалась в виде общественной морали.

Дальнейшее общественное развитие связано с исчезновением и собственности и морали, но сейчас, следуя предмету исследования, мы не будем рассматривать это подробно.

Как же развивалась, формировалась собственность под воздействием этих факторов?

Сразу сделаем оговорку. Мы будем рассматривать

названные факторы под определенным углом, но, конечно, такие этапы, как возникновение и становление представлений о наказании, табу, нравственности, имели для развития сознания общества значение более широкое чем то, что мы связываем с собственностью. Они сыграли важнейшую роль в формировании социального опыта вообще. Для нас же важно только то, что отношение собственности складывалось под их решающим влиянием.

Казалось бы, табу - готовое средство, законченный механизм защиты собственности. Однако это не так. Табу - факт сознания, а не действительности, в силу вторичности сознания, табу нуждается в подтверждении постоянным практическим опытом и при отсутствии такого опыта неизбежно подвергается разрушению, распадается. Только в определенный исторический период, когда интенсивное раскрытие социальных возможностей обеспечило резкое преобладание социального опыта над личным, табу сохраняло относительно устойчивую форму, активно противостояла в сознании индивида его же практика. Кроме того, табу испытывало энергичнейшие потрясения при ... племен с различным социальным опытом. Табу сыграло свою важнейшую роль утверждения в сознании представления о неприкосновенности (хотя бы временной) некоторых предметов, но большего оно обеспечить не могло.

С этой точки зрения у морали возможности были еще меньше. Внедрение морали в сознание индивида требует значительно больших общественных усилий, а разрушению безусловных запретов не препятствует даже страх перед неведомыми силами. Но поддержка поступила совершенно с иной стороны.

Укрепление в сознании представления о наказании, табу и морали обеспечивалось одним - самим фактом существования реальных наказаний. Только действительный ущерб, только прямое действие силы, воспринимаемое индивидом как не вполне предвидимое следствие его собственных поступков, служило для индивида практическим опытом, закреплявшим связи, почерпнутые из опыта социального. И тут историческое развитие событий претерпело неожиданный поворот. Оказалось, что нарушение табу в большинстве случаев действительно влечет неотвратимое наказание.

Только неведомые потусторонние силы оказались здесь ни при чем: так как все соплеменники не могли одновременно освободиться от влияния запрета, они неизбежно реагировали на действия нарушителя табу резким изменением отношения к нему. немедленная расправа над нарушителем, изгнание его из племени, страх перед ним или остракизм - все это и было наказанием, следовавшим за нарушением. Мистическое предположение о наказании наполнилось вполне реальным содержанием, стало фактом.

Именно эта социальная реакция позволила ослабить мистическую сторону запретов и во многих случаях перейти к запретам безусловным, действенность которых обеспечивалась реальностью самого общества, стихийным обращением на нарушителя общественных мер воздействия. Так общественное сознание материализовало себя в виде вполне реальной силы, определилось как одна из сил природы.

Данность, предстающая перед человеком, обогатилась еще одной силой - общественной реакцией,- действие которой было так же предвидимо, предсказуемо уже не столько на основе индивидуального, сколько социального опыта. Если перед зверем данность представала во всех своих физических, наблюдаемых связях, то для человека к этой картине прибавилась еще одна ненаблюдаемая связь - связь, которую он приносил с собой, в своем сознании. Одну и ту же данность зверь всегда воспринимает одинаково, его отношение к ситуации однозначно, оно определено видовыми инстинктами и его индивидуальным опытом. Отношение человека стало многовариантным, оказалось зависящим от факторов сознания, не имеющих с данностью непосредственной связи.

Не получив в жизни ни одного наказания, то есть не испытав на себе действия силы, не вытекающей непосредственно из данности, человек не мог бы приобрести и базы личного практического опыта для восприятия общественных представлений о действии сил социальных. С другой стороны, чтобы быть устойчивыми, представления о действии социальных сил должны были подтверждаться практикой с достаточной регулярностью.

Такова была социальная обстановка, в которой зарождалось отношение собственности. Как шакал не рискует прикоснуться к добыче тигра, опасаясь привести в действие, направить против себя же тигриную силу, так и человек постигал, что попытка удовлетворить личные потребности путем использования определенных предметов может вызвать к действию направленные против него силы общества. Сила, как и прежде, осталась все решающей основой. Но представление о силе, предвидение ее действия формировалось у человека уже иначе. Оно стало многовариантным, и источником этой многовариантности было общественное сознание. Два человека рассматривали одну и ту же данность по-разному, и это различие могло противоречить их личным качествам (физической силе, вооруженности), но не могло противоречить их социальному опыту, всей совокупности связей, соединяющих их с обществом.

Таковы были социальные предпосылки возникновения собственности. А каковы были личностные предпосылки? Для того, чтобы собственность возникла, недостаточно только условий, допускающих ее возникновение, необходима была еще и социальная потребность.

Подобие собственности, свойственное животному миру, всегда имеет первопричиной удовлетворение физиологических потребностей животного. То же самое сохранилось и в человеческом обществе, но для возникновения собственности это была явно недостаточная причина.

Личностные предпосылки возникновения собственности формировались в том же процессе, что и социальные. Наказание вначале было исключительным правом сильного, но, видимо, уже и тогда стало обнаруживаться более действенное средство наказания, чем прямое применение силы - это ограничение провинившегося в удовлетворении потребностей. С развитием общественных отношений гегемония от силы физической переходила к силам социальным, собственность формировалась как один из важнейших рычагов, организующих и приводящих в действие эти силы, как средство определенной власти над обществом путем ограничения составляющих его индивидов в удовлетворении потребностей.

Таким образом, если основным, первичным отличием собственности от сходных отношений в животном мире служит изменение отношений к непосредственно воспринимаемой действительности под влиянием факторов сознания, то важнейшим производным отличием является и изменение сознания: решающую роль стало играть не удовлетворение собственных потребностей владельца, а ограничение не-владельцев, усечение возможностей, предоставляемых им данностью.

Собственность стала одним из существеннейших средств утверждения индивида среди себе подобных. Но теперь индивид утверждался уже не как особь, сила которой обеспечивает ее независимость, а в качестве личности, выступающей во всем многообразии связей с обществом, способной влиять на жизнедеятельность общества. Именно стремление к самоутверждению, в конечном счете восходящее к биологическим инстинктам борьбы за существование, и было тем движущим природным механизмом, который создал личностные предпосылки для возникновения собственности и ее дальнейшего развития. В индивидах развивалось стремление быть владельцем, оградить определенные объекты от посягательств других индивидов - развитие, усложнение общественных отношений расширяло возможности в удовлетворении этого стремления.

Теперь мы можем перейти к построению еще одного определения собственности. Мы имеем все основания зафиксировать в нем то, что связь между субъектом владельцем и субъектом не владельцем возникает не только через посредство объекта собственности, но и дублируется всей совокупностью отношений общества, членами которого они являются, что эта связь сама является одним из элементов общественного сознания и, следовательно, что определенные частные изменения в этой связи могут инициировать соответствующие социальные процессы.

Третье определение мы представим в следующей формулировке:

Абсолютная собственность - это общественное отношение, состоящее в том, что один из субъектов (владелец) располагает возможностью относиться к определенным предметам (объекту собственности) как к данности, и эта возможность оберегается всей системой общественных отношений, а другие субъекты (не-владельцы) ограничены в использовании тех же предметов для удовлетворения своих потребностей угрозой воздействия социальных сил.

Многие причины не позволяют остановиться на этом определении как на окончательном. Наиболее существенны две из них. Во-первых, по приведенному определению все преимущества владельцев как бы исчерпываются возможностью относиться, в отличии от не-владельцев, к объекту собственности как к данности. Даже самый беглый взгляд на роль собственности в истории, в развитии общества заставляет усомниться в этом. Нетрудно убедиться, что на протяжении многих веков собственность не столько обеспечивала сохранность древнейших отношений, сколько способствовала развитию материальной культуры общества. Во-вторых, это определение по сути и не затрагивает отношений между владельцем и не-владельцем, лишь ссылаясь на ограничения, подкрепленные угрозой воздействия социальных сил.

Не случайно поэтому в приведенном определении термин собственность соседствует с эпитетом абсолютная. Это определение не является определением собственности вообще, им определена только одна из форм собственности - а именно абсолютная собственность,- которая занимает свое место в жизни общества, но непосредственно не участвует в динамике социальных процессов.

Перстень на кольце капиталиста и рабочая сила безработного в равной степени суть их абсолютная собственность. Но в отличие от капиталиста, которого перстень нимало не беспокоит, безработный весьма озабочен тем, как избавиться от своей абсолютной собственности, как принять определенные ограничения, соединив свою рабочую силу со средствами производства, то есть - найти работу. Почему? В чем тут дело?

Объектом абсолютной собственности конкретного субъекта может быть набор предметов, удовлетворяющих все его потребности,- тогда он вполне независим от общества. Однако в большинстве случаев это не так. Из истории нам известно,- и о существовании натурального хозяйства и о причинах, приводящих к его распаду. В связи с этим как основной, как наиболее общий должен рассматриваться случай, когда абсолютная собственность недостаточна для удовлетворения потребностей субъекта.

Когда предметы, необходимые для удовлетворения потребностей субъекта, отсутствуют в его абсолютной собственности и доступной ему данности, тогда перед субъектом возникает необходимость каким-то образом пополнить свою абсолютную собственность соответствующими предметами. Если эти предметы являются собственностью других субъектов, то испытывающий потребность субъект оказывается перед необходимостью искать такую форму отношений с субъектами-владельцами, которая открыла бы ему доступ к этим предметам, позволила бы ему удовлетворить потребность. Но этот доступ, как уже говорилось, преграждается всей системой общественных отношений.

И тут оказывается, что система общественных отношений, оберегая собственность, обладает простейшим механизмом для снятия защиты: для этого достаточно доброй воли владельца собственности. наличие этого идеального (абстрактного) механизма является важнейшим качеством всей системы общественных отношений, связанной с собственностью, и, следовательно, важнейшим качеством самой собственности.

Теперь мы можем построить еще одно определение собственности, учитывающее, что данный механизм выступает в виде определенного правила, укоренившегося в самой системе общественных отношений.

Собственность - это общественное отношение, ограничивающее субъекта в использовании определенных предметов и угрозой воздействия социальных сил не допускающее удовлетворения потребностей вне этих ограничений иначе как путем добровольных соглашений между субъектами в неизменных рамках их совокупных ограничений.

Таким образом, сделка о частном или полном, временном или постоянном изменении взаимных ограничений рассматривается обществом как частное дело вступающих в сделку субъектов, свободное от контроля социальных сил. Поэтому такая формула прямо связана с наиболее полными буржуазными представлениями о свободе. Но и эта дефиниция не полна.

Чтобы сделка состоялась, участвующий в ней субъекты должны проявить добрую волю. Если одна из сторон нуждается в каких-либо предметах для удовлетворения своих потребностей и именно это диктует ей добрую волю в направлении их приобретения, то другая сторона,- владеющая предметами, и, значит определенными преимуществами,- должна проявить добрую волю в отказе от своих преимуществ. На такой основе никакая сделка состояться не может: сторона, добровольно отказывающаяся от своих преимуществ, не может ни утвердиться, ни выжить в таких общественных отношениях, при которых поддержка социальных сил прямо связана с сохранением этих преимуществ. Значит, сделка может состояться только тогда, когда, уступая одни преимущества, каждая сторона приобретает взамен другие.

Равные?

Нет, конечно. Обмен равными преимуществами бессмысленная трата времени. стимулом для вступления в сделку может служить только получение больших преимуществ. Сделка становится возможной только тогда, когда все участвующие в ней стороны получают больше, чем отдают.

Такое невозможно в материальном обмене, например, в обмене стоимостями. Но это - объективно, а в добровольной сделке нет места объективности. Ни один участник не вступает в соглашение до тех пор, пока получаемые им в результате этого преимущества не превышают с его субъективной точки зрения тех преимуществ, которые он должен уступить. Сделка для каждого из участников определенным образом расширяет возможности в удовлетворении его потребностей.

Этот принцип, который мы назовем принципом уравнивания потребительной стоимости, лежит в основе всякой сделки. Ни один человек не обязывается к участию в каких-либо соглашениях: к участию его привлекает только возможность приобрести потребительную стоимость большую чем та, которой он располагает. Принцип уравнивания потребительных стоимостей как основа всех заключаемых сделок тоже вполне соответствует буржуазным представлениям о свободе да, видимо, и о счастье, ибо в результате всякой сделки каждый участник получает некую дополнительную возможность в удовлетворении своих потребностей.

Причем - по его же собственной оценке.

Конечно, каждая сделка сохраняет и объективную сторону. Если, например, в условиях развитого товарного обращения это - сделка по обмену товаров, сделка, где обмениваются абсолютной собственностью на вполне определенные стоимости, то - поскольку общая стоимость объектов сделки не изменяется, не увеличивается - объективно можно установить, кто приобрел большую стоимость в обмен на меньшую и кто остался в убытке. Но для участников сделки решающей всегда остается субъективная сторона - приращение потребительной стоимости. Поэтому товарный рынок оперирует ценами, а не стоимостями: именно в ценах проявляет себя уравнивание потребительных стоимостей. То, что цены при этом колеблются вблизи стоимости, вернее, выявляют саму стоимость в своих колебаниях вблизи стоимости, обусловлено уже другими законами при массовом товарном обращении.

Но, установив, что соглашения об изменении ограничений заключаются на основе уравнивания потребительных стоимостей, мы еще не вскрыли всех тайн собственности. Для этого мы должны обратиться непосредственно к природе человеческих потребностей. Мы не будем здесь углубляться чрезмерно, отметим только, что все потребности человека изменяются во времени, даже если они остаются неудовлетворенными, и по этому свойству могут быть разделены на три класса : угасающие с течением времени, сохраняющие стабильное значение на протяжении длительных временных промежутков и возрастающие во времени при отсутствии их удовлетворения. Человек субъективно переживает все эти изменения и соответственно переоценивает потребительную стоимость предметов, необходимых для удовлетворения его потребностей.

Жизненно важные для человека потребности относятся к третьему классу - будучи неудовлетворенными или не полностью удовлетворенными, они возрастают - по крайней мере, по отношению к иным потребностям - и вынуждают человека активизировать поиск возможностей их удовлетворения. Голод или жажда, оставаясь неудовлетворенными, могут угаснуть только вместе с самой жизнью человека - стремление к жизни возводит в этом случае потребительную стоимость пищи или воды до ни с чем не соразмерных величин, затмевающих любые богатства.

Отсюда совершенно очевидно, что человек, ограниченных в удовлетворении жизненно важных потребностей, неизбежно будет заключать сделки объективно убыточные для него, ибо находится в таком состоянии, когда потребительная стоимость предметов первой необходимости для него несравненно выше всяких иных ценностей.

Теперь попытаемся дополнить данное нами определение соображениями, изложенными выше. В итоге получаем следующую формулу.

Собственность - это общественное отношение, ограничивающее каждого субъекта в использовании определенных предметов и угрозой воздействия социальных сил не допускающее удовлетворение потребностей вне этих ограничений иначе как путем добровольных соглашений между субъектами об изменении их взаимных ограничений в неизменных рамках их совокупных ограничений, которые (соглашения) заключаются на основе того, что потребительная стоимость приобретаемого каждой стороной субъективно оценивается выше, чем потребительная стоимость уступаемого, что вынуждает субъектов, ограниченных в удовлетворении жизненно важных потребностей, вступать в объективно убыточные сделки в силу того, что по мере роста неудовлетворенности этих потребностей возрастает потребительная стоимость предметов для их удовлетворения.

Вот на этом, пятом, определении мы и остановимся как на окончательном.

На первый взгляд это определение выглядит неуравновешенным: последняя часть его как бы сужает рассматриваемое понятие, лишает его всеобщности, свойственной первому, второму и четвертому нашим определениям. Да и третье определение обладает куда большей широтой, так как распространяется на все общество, в то время как пятое определение концентрирует внимание на той части общества, которая ограничена в удовлетворении жизненно важных потребностей. Но в том-то и дело, что главным субъектом в этом общественном отношении является именно субъект не-владелец, что именно его интересы являются решающими для существования и развития собственности, что собственность утратила бы всякий смысл, если бы не существовало субъектов, ограниченных в удовлетворении наипервейших жизненных потребностей.

Следует предостеречь также сторонников излишней формализации от соблазна рассматривать вторую часть предложенного определения как следствие первой его части (т. е. положений четвертого определения) и посылок, относящихся к изменению потребительной стоимости предметов во времени. Возможность выявления здесь дедуктивной связи только кажущаяся.

На самом деле закономерности изменения потребностей являются первоосновой конструкции четвертого определения. Если бы потребности изменялись иначе, то иначе сложилась бы и совокупность связанных с ними общественных отношений: мы имели бы дело с другой реальностью и с другой формулой. Просто в нашем исследовании понятия собственности мы вынуждены идти от сложившегося содержания - к истокам, от подтверждаемых жизнью теорем - к постулатам, лежащим в их основе.

Мы поставлены перед необходимостью как бы восстановить в обратном порядке дедуктивную последовательность, восходящую к животным и социальным свойствам человека и учитывающую историческую трансформацию этих свойств, подчиненную законам диалектики.

Поэтому мы должны констатировать, что в основе собственности как социального явления лежит существование изменяющихся потребностей человека и возможность ограничения их удовлетворения, развивающаяся в грандиознейший, всеохватывающий социальный механизм.

Нетрудно представить, что, если бы из капиталистического общества устранить всех трудящихся, заменив их, скажем, совершеннейшими автоматами, и оставить только вполне обеспеченных капиталистов, то во всяком обмене товаров между этими капиталистами смысла осталось бы не больше, чем в детских играх. Точно так же очевидно, что в обществе, где решены вопросы удовлетворения потребностей каждого члена, сама категория собственности оказывается бессмысленной: она никого и ни в чем не ограничивала бы.

С другой стороны, тот факт, который в быту определяется выражением "деньги к деньгам текут", а политической экономией рассматривается как различные формы капиталистического накопления, целиком обусловлен тем, что большая часть общества ради удовлетворения важнейших потребностей вынуждена вступать в объективно убыточные сделки - эти убытки и составляют прибыль капиталиста, обеспечивают концентрацию капитала в руках тех, кто независим в удовлетворении своих потребностей. Из последнего определения прямо следует, что капиталист, единственной потребностью которого, удовлетворяемой при найме рабочего, является потребность в получении прибыли, никогда не будет компенсировать труд рабочего полной стоимостью: такая сделка для него просто невозможна.

Впрочем, изучение всех следствий, вытекающих из раскрытого в данном исследовании понятия собственности - это уже другая тема. Пока же мы ограничимся следующим: кроме того, что собственность есть не просто общественное отношение, но отношение действительно вовлекающее все общество, способное вызвать движение значительных общественных сил по мельчайшему частному поводу, мы установили, что это отношение не может рассматриваться (за исключением ограниченного количества случаев) вне механизма его изменения, что этот механизм состоит в заключении соглашений на субъективно взаимовыгодных условиях и что объективно он направлен против тех, кто этим отношением и так наиболее ограничен.

====================================

Уважаемый Алексей Борисович!

По поручению руководства ИЭ АН СССР ознакомился с Вашим материалом «Природа собственности: схема исследования».

На мой взгляд, Вами взят интересный ракурс рассмотрения проблемы собственности: с позиции субъекта «не-владельца», по вашему выражению. Думается, такой подход может сыграть положительную роль при исследовании проблемы отчуждения, которая в последнее время становится все более актуальной в политэкономии социализма.

Вместе с тем, Ваше определение собственности вызывает ряд замечаний.

Вы пытаетесь определить сущность собственности вообще, независимо от социально-экономического строя общества, в котором эти отношения осуществляются.

Однако политическая экономия всегда имеет дело с социально определенным содержанием собственности. Сущность же собственности вне этого содержания – область юридической науки.

Попытки дать политико-экономическое определение собственности вообще как отдельного отношения вне зависимости от его социально-экономического содержания приводят к таким обобщениям, которые не могут быть сведены только к собственности. Это видно и из Вашего определения.

То, что собственность реализуется в ограничениях для индивидов в пользовании тех или иных ресурсов для удовлетворения каких-либо потребностей, как вы пишите на стр. 21, безусловно, характеризует одну из ее сторон. Но только ли отношения собственности выражаются через эти ограничения?

Например, я могу использовать автомобиль лишь при соблюдении установленных не мной ограничений скорости передвижения. При нарушении этих ограничений я неизбежно подвергнусь неким воздействиям со стороны «социальных сил». Но разве здесь речь идет о собственности на автомобиль? И что можно сказать здесь вообще о том, какие отношения собственности возникают при использовании этого автомобиля?

Таким образом, Ваше определение, взятое даже во всей его полноте, хотя и характеризует одну из сторон собственности, не является в то же время универсальным ее определением.

На невозможность политико-экономического универсального определения собственности как отдельного отношения вне его социально-экономического содержания указывает и вся логика Вашего письма. Ведь в конечном счете Вы сводите собственность к отношениям между субъектами «владельцами» и «не-владельцами». Но ведь это не универсальный случай собственности, а по сути одна из форм частной собственности.

Несколько частных замечаний.

Вряд ли правомерно утверждать, что «в основе собственности… лежит существование изменяющихся потребностей человека и возможность ограничить их реализацию…» (с. 23). В основе собственности лежит процесс материального производства, в ходе которого и возникает необходимость выяснения, в чьих интересах используются средства и результаты производства. Стремление же преодолеть ограничения в удовлетворении развивающихся потребностей служит основой возникновения и развития самого материального производства.

Капиталист не должен «компенсировать труд рабочего полной стоимостью» (с. 24). Ведь он покупает не труд, который, кстати, не имеет стоимости, а рабочую силу. Вся соль марксизма в доказательстве, что даже при оплате стоимости рабочей силы (а рабочий с точки зрения законов товарного производства, основанного на частной собственности, и «не имеет права» требовать чего-либо сверх этого) капиталист, тем не менее, получает прибавочную стоимость.

Не думаю, что сделка, при которой для сохранения жизни человек обменивает меньшую стоимость на большую, может быть названа для него субъективно или объективно убыточной (с. 22). Ведь вместе с меньшей стоимостью этот человек получает и право на жизнь. Сомневаюсь, что даже с сугубо экономической точки зрения такую сделку можно назвать убыточной.

Вряд ли правомерно и выделение субъекта «не-владельца» в качестве «главного» при характеристике собственности (с. 22). Ведь «не-владелец» существует лишь постольку, поскольку существует «владелец».

Не думаю также, что в обществе, состоящем из одних капиталистов, владеющих полностью безлюдным производством (с. 23), (даже если представить такую чисто умозрительную конструкцию) обмен товаров между ними свелся бы к «детской игре», т.е. собственность бы исчезла.

Во-первых, таких владельцев уже нельзя назвать капиталистами (отсутствует момент безвозмездного присвоения труда наемных рабочих).

Во-вторых, если есть товары, то есть и их собственники.

В-третьих, обмен был бы необходим в связи с разделением труда.

Не исчезает и собственность в обществе, где «решены вопросы полного удовлетворения всех потребностей каждого члена» (с. 23).

Во-первых, исходя из закона возвышения потребностей, такое общество – умозрительная конструкция.

В-вторых, почему совместное присвоение средств производства, которое является условием такого общества, не есть собственность? Ведь тогда получается, что категория собственности относится лишь к производству, основанному на той или иной частной собственности.

Сознательно ограничил свои замечания только Вашим определением собственности и его следствиями, т.к. представляется, что это самое главное в Вашем материале, и потому не останавливаюсь на других (например, Вы явно «заузили» определение предмета политэкономии (с. 1).

Еще раз хочу отметить, что Ваш подход и, в частности, Ваша логика по вопросу возникновения собственности вызывают интерес. Вместе с тем, здесь больше присутствует не столько политико-экономический, сколько экономико-психологический аспект. Это относительно новая у нас отрасль знаний. В этой связи, думаю, Вам было бы полезно ознакомиться с монографией А.И.Китова «Экономическая психология» М.: Экономика, 1987 и, в частности, с гл. III «Психологический подход к совершенствованию производственных отношений». Может быть, Вам есть смысл вступить с ним в сотрудничество.

Хотелось бы надеяться, что это письмо поможет Вам в дальнейшей работе над избранной проблемой.

Копия письма будет передана мной руководству ИЭ АН СССР.

С уважением

зав. сектором отношений социалистической собственности ИЭ АН СССР Сорокин Д.Е.

23 июня 1988 г.

Уважаемый тов. Сорокин!

Со вниманием прочел ваши соображения по поводу моей статьи, испытывая, однако, определенные трудности, видимо, не столько из-за различия политэкономических концепций, сколько из-за некоторого несовпадения тех позиций, с которых мы глядим на политэкономию извне, из-за несходства оценки ее места в нашей жизни.

Я всегда готов сместить свою точку зрения к позиции собеседника, попытаться увидеть мир в его красках. Но некоторые сдвиги мне не удаются или требуют более подробных объяснений.

Можно, конечно, считать, что «политическая экономия всегда имеет дело с социально определенным содержанием собственности. Сущность же собственности вне этого содержания – область юридической науки». Но мне это трудно: я более традиционен в мышлении. Мне все видится наоборот и легче думать, что именно юриспруденция имеет дело с полной социальной определенностью, то есть с явлениями, определенными а) политэкономической сущностью, б) конкретными экономическими формами, в) историческими традициями, г) произволом законодателя. Даже поднимаясь до своих высших – законопроизводящих – высот, юридическая наука не может освободиться от этой глубокой социальной определенности, связанности с конкретным обществом. В то время как политэкономия от этого свободна и имеет дело с конкретными явлениями, определенными только исторически – и то, упаси бог, не в смысле конкретной истории, а в смысле исторического материализма. Видимо, мы очень по-разному понимаем термин «социально определенный». Но так ли?

Или, скажем: «В основе собственности лежит процесс материального производства, в ходе которого возникает необходимость выяснения, в чьих интересах используются средства производства». У меня здесь некоторая неясность. Зачем нужно материальное производство? Зачем оно возникает и существует? На эти вопросы мне не удается ответить, не употребив хотя бы термина «присвоение». Мне представляется, что становление собственности и материального производства – это единый процесс, они не разделимы и потому не могут рассматриваться в качестве основы друг друга. Они имеют общую основу, и вот о ней-то, может быть, надо вести речь. Но в том, что «необходимость выяснения» возникает именно в ходе производства, я с Вами совершенно согласен. Было бы что выяснять.

«Не думаю, что сделка, при которой для сохранения жизни человек обменивает меньшую стоимость на большую, может быть названа для него субъективно или объективно убыточной. Ведь вместе с меньшей стоимостью этот человек получает и право на жизнь». Тут все хорошо изложено, но у меня возникает замешательство: почем нынче право на жизнь? На уровне таблетки валидола? Или, руководствуясь стандартным для политической экономии подходом, его стоимость может быть определена количеством общественно необходимого труда? Действительно, воспроизводство жизни – это фундамент политэкономии, но мне почему-то казалось, что этот элемент не может быть введен в науку непосредственно. Хотя – кто знает? Придется же чем-то оперировать в ведении хозяйства после исчезновения товарно-денежных отношений…

Я мог бы, к стыду своему, высветить свое недостаточное понимание и по другим тезисам вашего письма – трудных мест нашлось свыше полутора десятков. Мне не удалось ухватить вашу концепцию во всей ее целостности, но мне понятен ваш упрек в «зауженности» моего представления о предмете политической экономии. Да, Вы смотрите на это шире, чем Энгельс. И – чем Ленин. Я пока остаюсь в плену старых, устоявшихся взглядов, и мне кажется, что еще многие важные проблемы нашей жизни могут быть исследованы и выяснены при помощи этого проверенного инструмента. Но Вам-то, я думаю, понять меня так же легко, как Энштейну Ньютона или его адептов.

В мире моего мышления политическая экономия имеет дело с такими понятиями, как общественно-экономическая формация, способ производства. Они, естественно, всегда наполняются «социально определенным содержанием», но они – такое же отвлечение от всякой конкретности, как понятие «плод» - от арбузов и дынь. Не меньшую общность имеют понятия: производительные силы и производственные отношения. Но что такое производственные отношения? При всем моем желании я не могу в них усмотреть ничего, кроме как отношения собственности по поводу производительных сил. «Майна!» и «вира!» с позиции политической экономии – неразличимы. Тут существенно: некто подал команду, по каким-то причинам (по каким?) посчитал необходимым, целесообразным ее подать, а другой – посчитал почему-то (почему?) необходимым ее исполнить. Причины могут быть разные, но насколько в обществе господствуют экономические отношения, настолько превалируют экономические причины. От того, как своевременно дал команду один и как точно ее исполнил другой, зависит и изменяется собственность первого и второго. А возможно, третьего и четвертого, тех, кто вовлек двух первых в работу, предоставил им недостающие производственные силы, определил порядок зависимости их собственности от их действий. Что же еще остается в производственных отношениях, кроме отношений собственности, складывающихся в процессе общественного производства, во всей их сложности, изменчивости, трансформированности? И разве недостаточно этого, чтобы быть предметом самостоятельной науки?

А чем, кстати, отличаются от команды «майна» упомянутые в письме «установленные не Вами ограничения скорости передвижения»? Может быть, либо Вы, либо автомобиль, либо дорога с ее окружением, либо все вместе или в любом сочетании – это собственность одного могучего владельца, собственность государства, общества? Оно и заботиться о ее сохранности и эффективном использовании?

Вообще над запретами и ограничениями стоит подумать. Для начала надо отставить в сторонку ограничения, обусловленные законами природы, и рассмотреть социальнообусловленные ограничения. Те из них, от соблюдения или нарушения которых как-то меняется распределение благ, должны быть бесспорно признаны политэкономическим фактом и, я полагаю, могут быть возведены к одной из форм собственности. Несколько сложнее обстоят дела с ограничениями на удовлетворение духовных потребностей. Например, при всем желании я бы не смог побеседовать с японским ребенком из-за отсутствия общего языка. Но если признать такие ограничения природными, связанными с природой общества, а не с его волеизъявлением, то, я думаю, остальные социогенные ограничения можно было бы определить так, что все их можно будет понимать как проявление той или иной формы собственности.

Так можно ли вообще заниматься политической экономией, не определив понятие собственности? До поры до времени – можно, опираясь на интуитивное представление. Но чем сложнее становится общественное производство, тем больше различия в интуитивных представлениях, тем более они расплывчаты, и взаимопониманию приходит конец. Любая наука в таких условиях возвращается к укреплению своего фундамента. Вот поэтому возникает нужда в выработке общего определения собственности, а уже на базе этого определения – во вторичной проработке всех исторически конкретных производственных отношений. А не наоборот. Из всех описаний, к примеру, капиталистических производственных отношений, построенных на базе интуитивного представления о собственности, не извлечешь ничего, кроме того же интуитивного представления, как-то себя проявляющего в различных ситуациях капиталистического производства. Возьмется описывать человек с иным интуитивным представлением – и проявления будут выглядеть по-другому.

В трудах Маркса это важнейшее понятие – собственность – так и осталось без определения. Но это не значит, что без него можно обходиться и впредь. Опыт социальных наук подсказывает: чтобы углубить понимание, надо идти в историю, расширить исторический диапазон исследований. Вот это мне и пришлось проделать, и Вы, как мне кажется, просто совершенно не хотите меня понять, когда видите в статье психологический подход. То, что и социальные науки, и психология имеют своим объектом сознание человека в его соотнесении с общественным – это факт, но они смотрят на этот объект с разных сторон. Можете ли Вы представить производственные отношения иначе, чем определенные правила, укоренившиеся в сознании участников производства? Но это тривиально для политэкономии, об этом говорить не принято. И если возникает нужда исследовать этот момент, то тоже на уровне тривиальности, а не феноменологии психолога.

По некоторым вашим замечаниям к статье мне чудится, будто Вы решили, что субъект-владелец – это всегда индивид. А если коллектив, ассоциация? А если государство? А если класс или общество в целом? Мне кажется, эти возможности остались вне вашего внимания. Отсюда и мысль о неуниверсальности, а ведь определение применимо к самым различным фактам реальной истории и действительности.

Например, на мой взгляд, государство не могло возникнуть, пока ему нечем было владеть. Оно возникало как рабовладелец, главный владелец своих граждан, в капитализм вошло как главный землевладелец, владелец своей территории. При социализме, при господствующем положении пролетариата завершается переход государству собственности на средства производства. То есть история идет по линии все более полного обобществления всего, всех производительных сил. И человек становится все более «круглым не-владельцем». Осознание собственности как всеобщего ограничения – это и есть та школа, которую человечество проходит в своей предыстории. Когда собственность станет действительно всеобщей, она уже будет восприниматься не как собственность, а как естественная социальная взаимозависимость, традиционная норма общежития.

В свое время разработка, представленная в статье, потребовалась мне именно для того, чтобы разобраться именно с формами социалистической собственности, правда, в определенном прикладном аспекте. И, с помощью еще одной разработки – о природе классов, - я свои проблемы решил. Попутно пришло понимание ведущей роли в отношении собственности именно субъекта-не-владельца. Вот Вы пишите: «Ведь «не-владелец» существует лишь постольку, поскольку существует «владелец»». Так не только Вы считаете – многие, можно сказать, все. Но это не так. Вот, к примеру, это письмо. Вы держите его в руках, можете сунуть в ящик стола. Вы имеет его, но это не собственность. Это – данность, такая же, как, скажем, царапина на вашем столе. Но заинтригуйте нескольких приятелей его содержанием, возбудите в них потребность прочесть это письмо – и Вы сразу ощутите себя владельцем, а они, прочтя письмо, будут чувствовать себя обязанными за предоставленный Вами доступ. Если письмо у Вас украдут – Вы можете запустить созданный обществом механизм розыска. Но если то, что вы имеете, никому не нужно, то и запуск этого могучего механизма Вам не подвластен. И т.д.

Само собой разумеется, что на темы, затронутые в вашем письме, можно говорить бесконечно. Развивая их до всеобъемлющей системы, до мировоззрения. Но Вы, видимо, всем этим владеет не хуже меня, и интерес может возникнуть только к некоторым более изученным мною частностям.

Ради бога, не рассматривайте это письмо как документ, нуждающийся в официальном ответе. Но если будет у Вас интерес – пишите, постараюсь ответить.

С уважением

А. Разлацкий

18.08.88

| Первая страница | Гостевая книга | CHAT ЧАТ | Форум | Газета "Забастовка" | ПДП | Разлацкий |

|Г.Исаев | Пресса о нас | Стачком Самары | Стачком России | Фотоальбомы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10|

| Списки рассылки | Нам нужна Ваша помощь | НОВОСТИ |

 

| Russian | English | French | Spanish | German | Finnish |

| Наш ICQ #36931513 | stachkom@mail.ru

Слава Октябрю 1917-го года!

Да здравствует НОВЫЙ Октябрь!